Все пришли в себя. Обычно так и происходит, после того как президент прибегает к ругательствам. Он взглянул на судью Мура, своего главного советника по вопросам разведки, и на доктора Пелта, своего советника по национальной безопасности. Один из них просил сохранить жизнь человеку, преданно и в течение длительного времени служившего Америке, потому что иначе ему угрожала смерть; другой внимательным и холодным взглядом оценил все аспекты realpolitik и пришел к выводу, что возникшая историческая возможность важнее жизни любого человека.
– Итак, Артур, ты утверждаешь, что этот агент – я не хочу знать его имени – снабжал нас жизненно важной информацией на протяжении тридцати лет, включая сведения по этому лазерному проекту, разработанному русскими; по твоему мнению, ему угрожает опасность, и наступил момент, когда нужно пойти на риск и вывезти его из России, так как мы находимся перед ним в моральном долгу.
– Да, господин президент.
– А ты, Джефф, считаешь, что сейчас крайне неудачный момент для этого, что обнаружение утечки информации на таком высоком уровне может нанести вред политической позиции Нармонова, даже подорвать ее, и тогда к власти придет правительство, относящееся к нам более враждебно?
– Да, господин президент.
– А если этот человек погибнет, потому что мы отказались ему помочь?
– В этом случае мы утратим ценную информацию, – ответил судья Мур. – Возможно, его гибель и не окажет сколько-нибудь заметного влияния на положение Нармонова. Но самое главное – мы предадим человека, служившего нам верой и правдой на протяжении тридцати лет.
– А ты, Джефф, ты будешь спокойно спать ночью после этого? – спросил президент своего советника по национальной безопасности.
– Да, сэр, я буду спокойно спать ночью. Не скажу, что меня не будет мучить совесть, но я смогу спать. Мы уже заключили с Нармоновым договор об ограничении ядерных ракет средней дальности, и сейчас есть возможность перейти к ограничению стратегических вооружений.
Я вроде как снова стал судьей, подумал президент. Здесь передо мной два адвоката, каждый полностью убежденный в своей правоте. Интересно, остались бы их принципы столь же твердыми, находись они на моем месте, если бы им приходилось принимать решение?
Но ведь их не выбирали на пост президента.
Этот агент служил Соединенным Штатам еще в то время, когда я был младшим прокурором и разбирал в ночном суде дела задержанных проституток,
Нармонов может стать лучшей возможностью для установления мира на планете Бог знает за сколько лет.
Президент встал и подошел к окну, расположенному позади его письменного стола. Оконные стекла были очень толстыми – чтобы защитить обитателя кабинета от пуль убийц. Но кто защитит президента от ошибок при выполнении его служебных обязанностей? Он взглянул на южную лужайку, но не нашел ответа и повернулся назад.
– Не знаю. Артур, можешь развернуть свои силы и приготовиться к эвакуации, но ты должен обещать мне, что не предпримешь никаких шагов без моего одобрения. Никаких ошибок, никакой инициативы – в общем, никаких действий без моего четкого и ясного разрешения. Мне понадобится время, чтобы тщательно все обдумать. Ведь у нас есть время, не так ли?
– Да, сэр. Потребуется еще несколько дней, прежде чем мои люди займут исходное положение.
– Я сообщу тебе о своем решении. – Он пожал руки посетителям и проводил их взглядом, пока они не покинули кабинет. Оставалось пять минут до приема следующего посетителя, и он зашел в туалетную комнату, примыкающую к кабинету. Интересно, подумал он, таится ли какой-то скрытый символизм в том, что он умывает руки, или ему просто захотелось найти повод, чтобы посмотреть на себя в зеркало? А ведь тебя считают человеком, способным ответить на все вопросы, даже чертовски трудные, услышал он от своего отражения. Ты даже не знаешь, зачем пришел сюда! Президент улыбнулся при этой мысли. Это было забавно. настолько забавно, что понять его смогли бы всего несколько человек.
– Так что же мне передать Фоули, черт побери? – раздраженно спросил через двадцать минут Риттер.
– Возьми себя в руки, Боб, – предупредил его судья Мур. – Он обдумывает ситуацию. Нам все равно не требуется немедленное решение, а ответ типа «может быть» куда лучше, чем просто «нет».
– Извини, Артур. Это все – черт побери, я ведь пытался убедить его выехать раньше. Мы не должны, не имеем права бросать этого человека на произвол судьбы.
– Не сомневаюсь, что президент не примет окончательного решения до того, как я поговорю с ним еще раз. А пока передай Фоули, чтобы он продолжал операцию. Кроме того, мне нужно еще раз изучить проблему политической уязвимости Нармонова. У меня создалось впечатление, что Александрову недолго осталось занимать пост члена Политбюро – Он слишком стар, чтобы стать генеральным секретарем. Политбюро не пойдет на замену относительно молодого человека стариком после того парада похорон, который произошел у них несколько лет назад. Кто же тогда явится кандидатом на место Нармонова. если его сместят?
– Герасимов, – тут же ответил Риттер. – Есть еще два человека, стремящиеся занять этот пост, но лишь один Герасимов достаточно честолюбив. Честолюбив, безжалостен и поразительно ловок. Партийному аппарату он нравится потому, что так хорошо решил проблему диссидентов. Но если он захочет сделать решительный шаг, то ему придется предпринять его в самое ближайшее время. Как только будет заключен договор об ограничении вооружений, Нармонов приобретет огромный престиж и вместе с ним немалое политическое влияние. Если Александров не проявит осторожность, его тут же вытеснят из Политбюро, и Нармонов укрепит свою позицию до такой степени, что в течение нескольких лет ему не придется отстаивать пост генерального секретаря.
– Для этого потребуется не меньше пяти лет, – послышался голос адмирала Грира, впервые вступившего в разговор. – У него может не оказаться этих пяти лет. Мы получили сведения, что Александров действительно может утратить место в Политбюро. Если это не просто слух, он может попытаться ускорить события и попробует перехватить инициативу.
Судья Мур взглянул на потолок.
– Да уж точно, легче иметь дело с сукиными сынами, если можно заранее предсказать, что они предпримут. – С другой стороны, подумал он, и они не могут догадаться, что мы предпримем.
– Не падай духом. Артур, – подбодрил его Грир. – Если бы мир был разумным местом, всем нам пришлось бы искать себе честную работу.
14. Перемены
Проход через Каттегат – непростое дело для подводной лодки, и он усложняется вдвойне, когда требуется осуществить его скрытно. Здесь малые глубины и двигаться в погруженном состоянии нельзя. Фарватеры сложны для прохода даже при дневном свете, а ночью становятся вообще труднопроходимыми, им же приходилось двигаться без помощи местного лоцмана. Плавание было тайным, так что о лоцмане не могло быть и речи.
Манкузо не сходил с мостика. Внизу у прокладочного столика потел штурман, а главный старшина сидел у перископа и называл пеленги на различные береговые ориентиры. Они даже не могли воспользоваться радиолокационными приборами для навигации, но перископ был оборудован усилителем изображения, который не превращал ночь в день, хотя в нем темная беззвездная ночь казалась сумерками. Это оказалось прямо-таки подарком судьбы при низкой облачности и мокром снеге, настолько ограничивающих видимость, что низкий темный корпус субмарины класса «688» было почти невозможно заметить с берега. Датский военно-морской флот знал о проходе американской подлодки через Каттегат и выслал несколько небольших надводных кораблей, чтобы отгонять любопытных – правда, таковых не оказалось, – и, если не считать эти суда, «Даллас» был в одиночестве.
– Судно слева по носу, – донесся голос впередсмотрящего.
– Вижу, – тут же ответил Манкузо. Он держал в руках прибор ночного видения с пистолетной рукояткой и сразу заметил контейнеровоз средних размеров. Вероятнее всего, подумал он, это корабль одной из стран Восточного блока. В течение минуты были закончены расчеты курса и скорости идущего навстречу судна, и стало ясно, что при расхождении наименьшее расстояние между двумя кораблями составит семьсот ярдов. Капитан выругался и отдал приказ.